Про детские дома времен СССР
Не так давно я узнала, что мой родной дедушка Корней со своей младшей сестрой рано оказались в детдоме. Я не нашла в метрических книгах записи о смерти моей прабабушки Варвары ни до 1917 г, ни после. Однако факт остается фактом. Прабабушка родила моего дедушку и его младшую сестру (в 1910 и 1913 гг.) будучи вдовой, поэтому после ее смерти о детях позаботиться, видимо, оказалось не кому.
Долгие годы меня мучили тяжелые мысли об ужасном характере деда, об отсутствии у него всяких моральных норм. Особенно в отношении моей бабушки. И я долго пыталась найти причины исковерканности его характера. Все стало проясняться, когда я узнала, что он был детдомовцем и стала изучать быт и содержание детей в этих заведениях в 20-е годы. Вот что я нашла.
В книге С.С. Маслова. Россия после четырех лет революции я нашла вот такую информацию о детских домах: « Детские дома, в которых в середине 1921 г г. жило и воспитывалось около 350 тысяч детей, одновременно были «фабриками ангелов» и домами разврата. От плохого питания, неодетые, без ухода дети умирали десятками тысяч. Выжившие морально калечились изо дня в день. Воспитателями были необразованные, вороватые и развратные женщины, не скрывавшие свою жизнь, свои оргии и пороки от детей. Пороки взрослых переходили к детям, и среди последних царило воровство, проституция, хулиганство.
Один из таких домов был посещен моей близкой знакомой. Он расположен в Полтавском уезде в бывшем имении Трепова и называется « Дитячiй Будинок iменi Колонтай» <…> В нижнем этаже дома вместе с канцелярией «Ревкома» и жилищем его членов, находились и комнаты «керiвниць» — грубых, грязных и ворующих женщин. Все они – пылкие коммунистки, В нижнем этаже часты вечеринки, на которые в качестве зрителей допускаются и дети. Вечеринки проходят весело, оживляются они вином, музыкой и присутствием «керiвниць».. Вечеринки под конец превращаются в Афипские вечера. На глазах детей разыгрываются неописуемые сцены. Когда знакомая, в чрезвычайно осторожной форме, указала в Полтаве уездному инструктору по дошкольному воспитанию и образованию на неудобство таких вечеринок на глазах детей, то получила горячий отпор. «Мы даем детям реальное воспитание», заявила коммунистка-инструктор. «Мы не желаем устраивать буржуазных закрытых заведений прежнего времени, где дети были замурованы от подлинной жизни во всех ее проявлениях. В частности – законы природы и естественного влечения мужчины к женщине, должны быть известны им»…Воспитания в полном смысле в «будинке» нет, если не считать ознакомления детей с «законами природы» и частого битья воспитанников за их шалости и провинности».
Тот же автор в своей книге приводит отрывок из доклада отдела охраны детства Наркомпроса в декабре 1920 г. для VIII Всероссийского съезда Советов:«…в Саратовской, Тамбовской губерниях, на Дону и Кубани дети спят на голом полу или охапках соломы… которые… все кишат паразитами, заживо съедающими детей… Посуды нет. Дети едят из каких–то грязных баночек от консервов или от мази, часто подобранных ими с улицы. Ложек нет, и дети едят суп… прямо руками, делая из них лодочки… Ужина у детей нет… В Пензе… мальчик 6-ти лет сошел с ума от того, что его заела вошь. Сначала он ловил, кусал и ел ее, но потом в его больном воображении вошь достигла таких размеров, что он не мог с ней бороться и целые дни кричал и бился в судорогах… В Саратовской губернии ответственные работники говорили, что лучше вывести детей из детдомов за город и там расстрелять, чем так их мучить… Старшие дети занимаются развратом, играют в карты, курят, пьют «Николаевскую». Девочки 16–17 лет торгуют собой…
Детские дома являются не очагом коммунизма, а возбудителями контрреволюционных настроений, вооружающих население…».Луначарский, по распоряжению которого он готовился, назвал доклад «крайне бестактным» и приказал изъять из обращения.Ужасающую картину содержания детей в крымских приемниках во время голода 1922 года нарисовал врач В. Невзоров: «В одной большой комнате… копошилось около 200 детей… Детская психика была настолько подавлена, что трупы служили изголовьем для тех, которых завтра ожидала та же участь, на трупы дети клали хлеб, трупы служили вместо стола…».
Вскоре о том, что назвал «бестактным» Луначарский, стали говорить советские газеты. Газета «Коммуна» вещала о том, что «в тульском детдоме 80 ребят едят из шести мисок», а «Уральский рабочий» сообщал: «…дети питаются сухим хлебом, который заедают снегом, так как нет во! ды…» О детдоме имени Воровского, разместившемся в прекрасном барском доме, писала в 1926 году «Комсомольская правда»: «Всю зиму дети оставались разутыми. Антисанитария распускается пышным цветом… Естественные потребности дети отправляют тут же в комнатах. Вшивость детей ужасная. Неописуемая грязь, зловоние, спертый зараженный воздух… И снаружи густой слой всяких нечистот и кухонных отбросов». В детдомах были широко распространены «порка, карцер, сажание детей под пол и другие экзекуции, вплоть до систематического истязания детей». В ростовском «Молоте» сообщалось, что в Каменском детском городке «детей раздевают донага и ставят в холодное помещение, мальчиков и девочек вместе, чтобы стыдно было». Многие воспитанники считали свой детдом «могилой», «тюрьмой». Даже песенки складывали вроде такой:
У баронского пруда
Стоит красная тюрьма.
Кому некуда деваться,
Тот идет туда спасаться.
Жалуясь на свою детдомовскую жизнь, ребята говорили: «Завели бы уж лучше куда–нибудь да расстреляли из пушек, чем так даром с нами морочиться». Нередко возмущенные детдомовцы восставали против тюремного режима, жестокости педагогов и, «подогревшись» кокаином и алкоголем, поднимали настоящие бунты. В 1929 году в самарской ночлежке беспризорники забаррикадировались в одной из комнат и бросали кирпичи в прибывших милиционеров. Детское восстание против жестокого обращения вспыхнуло в 1929 г. в бузулукской детколонии и было «временно заглушено милицией». Подобные вспышки протеста происходили и во многих других местах. Самой распространенной формой протеста стали побеги–уходы из детских учреждений. Из труддомов, колоний убегало 40–45 процентов от числа воспитанников.
Лариса Яснова
